Спеша на север издалёка,
Из теплых и чужих сторон,
Тебе, Казбек, о страж востока,
Принес я, странник, свой поклон.

Чалмою белою от века
Твой лоб наморщенный увит,
И гордый ропот человека
Твой гордый мир не возмутит.

Но сердца тихого моленье
Да отнесут твои скалы
В надзвездный край, в твое владенье
К престолу вечному Аллы.

Молю, — да снидет день прохладный
На знойный дол и пыльный путь,
Чтоб мне в пустыне безотрадной
На камне в полдень отдохнуть.

Молю, чтоб буря не застала,
Гремя в наряде боевом,
В ущелье мрачного Дарьяла
Меня с измученным конем.

Но есть еще одно желанье!
Боюсь сказать! — Душа дрожит!
Что, если я со дня изгнанья
Совсем на родине забыт!

Найду ль там прежние объятья?
Старинный встречу ли привет?
Узнают ли друзья и братья
Страдальца, после многих лет?

Или среди могил холодных
Я наступлю на прах родной
Тех добрых, пылких, благородных,
Деливших молодость со мной?

О, если так! Своей метелью,
Казбек, засыпь меня скорей
И прах бездомный по ущелью
Без сожаления развей. 

Написано, судя по всему, в конце 1837 г., на пути с Кавказа в Петербург, когда Лермонтов получил перевод из Нижегородского в Гродненский полк, стоявший тогда в Новгороде. В двух последних ст. — реминисценция стихотворения А. И. Одоевского «Куда несетесь вы, крылатые станицы...» (1837). Эта перекличка не случайна, потому что в разговорах Лермонтова с декабристами одной из главных тем была характеристика современного поколения: «... Когда в невольных странствованиях и ссылках удавалось ему встречать людей другого закала, вроде Одоевского, он изливал свою современную грусть в души людей другого поколения, других времен... еще ныне живущий М. А. Назимов мог бы засвидетельствовать, с каким потрясающим юмором он описывал ему, выходцу из Сибири, ничтожество того поколения, к коему принадлежал», — писал А. И. Васильчиков (Воспоминания. С. 371—372). Декабрист М. А. Назимов подтвердил достоверность этого свидетельства (Воспоминания. С. 373). Строфа 2-я текстуально близка к заключительным строкам поэмы «Демон».